День Героев Отечества: “юность размеров с крест…”

By admin Dec 9, 2015

9 декабря в России отмечают День Героев Отечества. История одного из них, Евгения Родионова, уникальна.  И тем, что в разных точках планеты его почитают как святого. И тем, что героической оказалась и судьба его матери Любови Васильевны Родионовой.

Впервые о подвиге новобранца-пограничника Евгения Родионова Россия узнала в конце 1990-х. Прослужившего всего месяц на границе между Чечней и Ингушетией 19-летнего мальчишку, не успевшего сделать ни единого выстрела, после 100 дней зверских пыток казнили боевики, отрезав голову за то, что он отказался снять нательный крестик и сменить православную веру на ислам. По этому кресту мать, искавшая сына девять месяцев, и опознала Женю. Продав квартиру, женщина выкупила тело сына и казненных вместе с ним троих ребят. В 1997 году, когда о подвиге Евгения узнала вся страна, посмертно он был награжден орденом Мужества.

– Любовь Васильевна, почему вы решили ехать в Чечню?

– 13 января 1995 года сын начал службу в Назрановском пограничном отряде на свежепрочерченной границе между Чечней и Ингушетией. А в феврале я получила телеграмму о том, что он самовольно оставил службу. Решение ехать я приняла сразу, не думая ни о чем. Просто знала: мой сын не может быть дезертиром. И, когда приехала на заставу, это тут же подтвердилось. Передо мной извинились и объяснили, что ребята не дезертиры, они были захвачены в плен. Но я до сих пор не могу понять людей, которые писали эту телеграмму…

Извиниться-то извинились, но уголовное дело о дезертирстве уже было возбуждено, тормознуть его тогда было невозможно. Его закрыли только в апреле 1998 года – через год после того, как Жене посмертно был присужден орден Мужества. Но до сих пор я с ужасом думаю о том, что было бы, если бы я тогда не поехала туда. Ребята лежали бы в чужой земле с клеймом «дезертиры».

Сама мать стала легендой среди бойцов, воевавших в Чечне, пройдя все круги ада. Ночевала в чеченских селах, встречалась с лидерами бандформирований – Масхадовым, Гелаевым, Хаттабом, Басаевым, Яндарбиевым, Умаровым, Хайхороевым – всего 18 раз! Три дня провела в плену, где ее чуть не забили до смерти, и к своим она добиралась ползком, с переломанным позвоночником. Где похоронены останки сына, боевики сказали матери только в конце октября 1996-го, запросив за них такой выкуп, что ей пришлось продать свою квартиру.

– Вы, наверное, единственная мать, которая доказала, что материнская любовь сильнее войны…

– Я не была единственная. Нас было около 80 матерей, которые искали своих сыновей в Чечне, из Краснодара, Ростова, Сибири. И в Чечне мы жили безвыездно. Но я до сих пор не понимаю, почему нас было так мало. Ведь пропавших без вести ребят было около 1200. Это была история не только моей маленькой семьи, а тысяч семей, история страны. Мальчишек. Живых, которых никто, кроме матерей, не искал. Мертвых, которых предали, подписав подлые Хасавюртовские соглашения, в которые мы, матери, умоляли включить пункт о выдаче всех военнопленных. А его не включили, и их не выдали.

Когда я искала Женю, я завидовала тем, у кого сыновья погибли в бою, то есть сразу, а мне – те, у кого нет даже могилы. Женю я забрала из Чечни последним. После меня из Чечни не забрали никого, они навсегда остались в той земле. Так почему нас было так мало? Я задавала этот вопрос матерям мальчиков, казненных вместе с Женей. У каждой нашелся ответ: не было денег, не могли оставить без присмотра детей и мужей. Но главный ответ был в том, что все мы верили государству. Мы, по своему воспитанию глубоко советские люди, верили, что нас не оставят в беде. Не понимали, как может государство взять здорового парня, использовать его, а потом просто списать. Надеялись на командиров, на комиссию по розыску. И я до сих пор не могу себе этого простить. Слишком поздно поняла, что все уже не так… Продай я квартиру раньше, может, еще успела бы. И таких, как я, на­ивных было много.

Сейчас многие считают Женю святым, молятся на его иконы, свидетельствуют о чудесах. Вопрос о его канонизации хоть и ставился, но так и остался нерешенным. Любовь Васильевна, разыскав сына, не остановилась. Поборов отчаяние, она нашла в себе силы не только выжить, но и возобновить путь. На этот раз подвижнический. С 1999 по 2001 год она совершила 60 поездок в Чечню. Доставила туда более 300 тонн грузов для наших военнослужащих и заслужила имя «солдатская мама».

– Любовь Васильевна, как вы сумели пережить горе, не сломаться?

– Когда я вернулась из Чечни, у меня не было ни квартиры (я продала ее, чтобы выкупить сына и замученных вместе с ним мальчишек – всех четверых), ни работы (на заводе, где работала, я сказала, что уеду на неделю, а отсутствовала 9 месяцев).

22 ноября 1996 года я похоронила сына, 28 ноября – Жениного отца, который не вынес трагедии. Я просто тихо умирала. Как вдруг за мной прислал людей отец Авель Македонов – священник из Иоанно-Богословского монастыря, что в Пощупове под Рязанью. Думаю, он узрел все внутренним зрением, ведь до России он 15 лет служил на Афоне. И я, не верившая в Бога, 25 лет пробывшая членом КПСС и не выбросившая партийный билет, стала подолгу жить в монастыре.

Там и происходило мое очеловечивание. Но если вы сейчас спросите меня, верю ли я в Бога, скажу: нет. Я просто знаю, что Он есть, настолько остро чувствовала его во многих ситуациях. И когда, чтобы достать Женю, прошла по минному полю (позже по моим следам откопали восемь мин). И когда в 1998 году, приехав на место гибели Жени в чеченское село Бамут, обнаружила на дереве тряпку, которую повязала в 1996-м, чтобы не потерять это место. За два года ее не сдуло ветром, она не сгнила. И когда 21 сентября 1996 года в час ночи шла пешком из Грозного в Ханкалу, а дорогу начали обстреливать. Я взмолилась: «Господи! Пусть сейчас кто-нибудь выстрелит, я упаду, и этот ад закончится. Я больше не могу!» И вдруг в этот момент физически почувствовала, что совсем перестала бояться: рядом – Бог.

Все эти 60 поездок в Чечню – это была моя молитва… Больше не было страшно. Даже когда в одну из поездок я вновь пошла к убийце сына – боевику Руслану Хайхороеву. Он сказал: «Опять ты здесь? Опять искушаешь судьбу?» А я опять его спросила: «За что?» И он ответил: «Такое было время. Сейчас этого могло и не быть». Представьте, этот зверь начал оправдываться. И тогда я молча встала и ушла. Моя цель была достигнута.

Евгения почитают как местно­чтимого святого в Сербии и на Афоне, на Дмитровскую субботу акафист святому Евгению Родионову читают даже в армии США. Отдельным местом паломничества верующих стала могила Жени, которая находится там же, где он провел свои детство и юность и где по сей день живет его мать, – в деревне Курилово Подольского района Новой Москвы.

– Вашего сына любит и считает святым огромное количество людей…

– Знаете, я не хочу обсуждать вопрос Жениной канонизации. Для меня он прежде всего сын, о котором очень точно написал мой друг поэт Влад Маленко: «А у твоей одноклассницы – сын и внуки, а у тебя – только юность размером с крест». Решение «святой или не святой» не может принимать некая комиссия – группа людей, севшая за стол.

В память о его подвиге строят храмы, часовни, устанавливают поклонные кресты, пишут стихи и песни. На его могилу приходят тысячи. Постоянно приезжают и разные боевые братства, и «Альфа». Я встречала там и французов, и голландцев, и английских капелланов. Видела однажды, как ветеран опустился перед Жениной могилой на колени и положил на нее свою медаль «За отвагу». Все это есть. Но я-то знаю, что цена всему этому – жизнь. А самое главное – что будет с Жениной могилой после моего ухода? Ведь теперь здесь у нас Новая Москва, земля «золотая». Необходимо признать и Женину могилу, и могилы других погибших в Чечне бойцов воинскими захоронениями, чтобы хотя бы после их смерти о них позаботилось государство – родина, которой они отдали свой воинский долг. У нас говорят много правильных слов, но поступков-то нет! Хвалятся патриотизмом, а матери героя чиновник может кинуть в лицо: «Это твой сын». Да, это мой сын! Но погиб он за Родину. И не отказался снять крест…

 

Марина Алексеева

Источник: mirnov.ru

By admin

Related Post

Leave a Reply