Вопреки заявлениям ряда чиновников, акция протеста дальнобойщиков в Дагестане продолжается, хотя окончательной ясности по стратегии дальнейших действий пока нет. Главное требование водителей – ввести временный мораторий на внедрение системы «Платон» до того момента, как она не будет проработана в тестовом режиме. Акция дагестанских дальнобойщиков выявила и более серьезную проблему: власти фактически не замечают этот довольно внушительный сегмент экономики республики, в котором активно создаются рабочие места. Нурислам Саидов, один из организаторов акции, говорит, что в этом бизнесе в Дагестане сегодня работает порядка 10 тысяч человек.
– В ряде СМИ вчера прошло сообщение, что дагестанские дальнобойщики прекратили акцию протеста. Это действительно так?
– Мы сейчас стоим на перепутье, решаем, что делать – ехать на Москву или предпринимать какие-то другие шаги. Действительно, некоторые руководители сделали односторонние заявления, что акция прекращена, но руководители и сами водители – это же разные люди.
Еще позавчера прошел слух, что о чем-то удалось договориться с представителями Минтранса, но на самом деле нам сказали: идите работайте и не бузите, пока все не потеряли. Некоторые после этого и правда пошли работать, но другие по-прежнему стоят на дорогах и расходиться пока не собираются.
– В каком случае акция может быть прекращена?
– Мы в принципе не против введения системы «Платон». Если в других странах нечто подобное есть, то и в России, наверное, она имеет право на существование. Но для ее нормального внедрения нужно время, два-три года, чтобы в тестовом режиме проработать все спорные вопросы.
– Действительно ли одной из главных причин всероссийской акции дальнобойщиков стало то, что новый сбор лишит их хотя бы минимальной рентабельности бизнеса?
– Да, сейчас этот бизнес существует на грани выживания. Мы работаем по тем же расценкам, что и десять лет назад, но с тех пор много что изменилось – выросли цены, упал курс рубля, стало больше машин и так далее.
Сейчас мы платим в год 210 тысяч рублей акцизов, 20-30 тысяч рублей транспортный налог, а теперь с нас хотят взять еще один платеж, причем непонятно, на что он пойдет.
– Как на ваш бизнес повлиял экономический кризис? Насколько снизились объемы перевозок?
– Объемы, может быть, даже и выросли, но увеличились наши средние расходы на один рейс, особенно после падения курса рубля. Все запчасти и расходные материалы на наших машинах импортные, поэтому расходы сразу увеличились в два с половиной раза. Постоянно растет стоимость горючего, несмотря на то, что цены на нефть упали.
В Европе, для сравнения, когда нефть была по 100 долларов за баррель, литр солярки стоил полтора евро, сейчас нефть стоит 45 долларов, а солярка – 1,45 евро. А у нас цены растут постоянно, вне зависимости от стоимости нефти. Что за экономика у нас такая – не знаю.
– Почему именно в Дагестане дальнобойщики проявили такую активность? Этот бизнес в Дагестане как-то по-другому устроен, чем в других регионах?
– В других регионах в основном работают предприятия, имеющие, например, по 10-15 машин. У нас же собственниками машин чаще всего являются сами водители: люди покупают машины вскладчину, вдвоем или втроем, и работают на себя, регистрируясь как индивидуальные предприниматели. Можно сказать, это такие народные инвестиции.
– Такая схема дает возможность больше зарабатывать, чем предприятиям, у которых много машин?
– Доходность бизнеса одинаковая примерно у всех, но большим предприятиям сейчас сложнее выживать в тех условиях, о которых я говорил. Индивидуальному предпринимателю, чтобы выжить, нужно немного – просто зарабатывать себе на зарплату, поэтому он более конкурентоспособен в кризисной ситуации.
Посмотрите, сколько стоит под Кропоткиным машин одной крупной торговой компании – можно сейчас такую машину купить за полцены. К тому же если ты собственник машины, то у тебя к ней совсем другое отношение. Можно где-то лишний раз подкрутить гайку и сэкономить 500-600 тысяч рублей, а если машина не твоя, то зачем это делать? Платить ведь потом придется не тебе, а компании.
– Говорят, что у дальнобойщиков не очень прозрачный бизнес. Вы с этим согласны?
– Бизнес у нас очень даже прозрачный – с каждой машины государству платится единый налог на вмененный доход. Бухгалтеров у нас нет, но свой доход по установленной минимальной ставке государство получает. Но, наверное, есть такие чиновники, которые хотят напрячь людей и получать с них больше.
– Сколько человек сейчас вовлечены в Дагестане в этот бизнес?
– По моим оценкам, в Дагестане где-то около 2,5-3 тысяч большегрузных машин, причем каждый водитель имеет напарника. То есть прямая занятость – как минимум 4 тысячи человек, а если брать все смежные специальности, например, ремонтников или продавцов запчастей, то это где-то 10 тысяч рабочих мест. Для Дагестана это немало.
– Сколько в среднем может зарабатывать дальнобойщик, имеющий собственную машину?
– Все зависит от сезона. Летом, когда мы возим фрукты, может выходить и 70 тысяч, и 80 тысяч рублей в месяц. Но сейчас мы фактически вынуждены простаивать из-за риска штрафов за неуплату по «Платону», поэтому бизнес встал, я не могу отправлять машины в рейс. Два-три штрафа по 450 тысяч рублей – и все, мы разоримся. А нам еще и говорят: вы будете платить штрафы.
– Власти республики когда-нибудь обращали внимание на то, что ваша отрасль создает большое количество рабочих мест?
– До сих пор почти не обращали, и для нас это было, в общем, удобно: мы платим свой налог, а нас не трогают. Но один раз мы все-таки пытались обращаться к властям, когда у ряда предприятий отобрали транзитные пропуска, и отрасль оказалась на грани развала. В результате мы теперь платим огромные деньги за транзит через Азербайджан.
Если пропуск стоил 100 долларов, то без него транзит обойдется в 300 долларов. За год, я думаю, набегает 4-5 миллиона долларов прямого финансирования экономики Азербайджана, причем эти деньги могли остаться в России. Кроме того, там еще ввели специальную страховку, которая стоит около 300 долларов – это тоже несколько миллионов долларов в год.
– Был ли какой-то результат от вашего обращения к чиновникам с этой проблемой?
– Тогда правительство республики обещало нам помочь, написало письмо в Москву и благополучно о нас забыло. Но другого результата и не могло быть, они же не принимают федеральные законы и постановления.
– Сейчас министром транспорта, энергетики и связи Дагестана стал такой влиятельный человек, как Сайгидпаша Умаханов. Может быть, он чем-то вам сможет помочь?
– Опять-таки, он же не федеральным министром стал, поэтому вряд ли чем-то поможет. У нас в республике вообще много очень квалифицированных специалистов в дорожно-транспортной отрасли, например, глава Дорожного агентства Загид Хучбаров, но они не в их силах решать проблемы, которые требуют решения на федеральном уровне.
– Есть ли в каких-то еще регионах Северного Кавказа такой же развитый бизнес грузоперевозок, как в Дагестане?
– Да, на Ставрополье, в районе Кавминвод, в Краснодаре и немного в Ростове. У Дагестана особая ситуация. Прежде всего, у нас в республике не развита промышленность, нет рабочих мест на заводах, на их месте понастроили базаров и высотных домов. Есть земля, но нет средств, чтобы ее обрабатывать.
Простой пример: можно посадить виноградники, но килограмм винограда принимают по 12-13 рублей – литр воды дороже стоит. Как можно на этом заработать? Поэтому людям приходится идти в дальнобойщики. Конечно, можно пойти воровать, или в лес, или в ИГ (запрещенная в РФ террористическая организация «Исламское государство» – прим. ред.), но наши ребята хотят жить честно, достойно обеспечивать свои семьи.
– А какая вторая причина того, почему в Дагестане так хорошо развит этот бизнес?
– У нас высокая транзитная составляющая благодаря федеральной трассе «Кавказ». Мы ездим по всей стране, нет ни одного региона, где не было бы наших машин. Раньше ездили и в Европу, но теперь из-за санкций этот маршрут потерял свою значимость, остались Азербайджан, Иран, Грузия. Теперь вот еще и Турция, скорее всего, отпадет – что там происходит, вы сами знаете.
Николай Проценко
Источник: kavpolit.com