Бывший председатель КГБ Крючков, побывав после провала августовского путча в тюрьме, обвинил бывшего секретаря и члена политбюро ЦК КПСС Александра Николаевича Яковлева в том, что у него были недозволенные контакты с западными спецслужбами, а проще говоря, заявил, что академика американцы завербовали, когда он в молодые годы стажировался в Колумбийском университете. Делом занялась Генеральная прокуратура. Следователи истребовали материалы из архивов, запросили Службу внешней разведки.
«Будучи директором СВР, – писал Евгений Максимович Примаков, – я, отвечая на вопрос Генпрокуратуры России, дал задание тем подразделениям разведки, которые могли иметь подобные данные, тщательно проверить все материалы на сей счет. Ответ был однозначный – никаких данных такого рода не было и нет».
Следователи вызвали предшественника Крючкова на посту председателя КГБ генерала армии Чебрикова. Виктор Михайлович на допросе развел руками: ему о вербовке Яковлева ничего не известно. Иначе говоря, Комитет госбезопасности не располагал материалами на сей счет. Крючков все придумал. Профессиональные разведчики над ним смеялись. Бывший заместитель Крючкова генерал-лейтенант Вадим Кирпиченко писал:
«Горькая истина состоит в том, что отнюдь не Центральное разведывательное управление США и не его «агенты влияния в СССР» разрушили наше великое государство, а мы сами».
Но Крючков так долго рассказывал о том, как завербовали Яковлева, что, наверное, даже сам в это поверил. Не зная, как еще его уязвить, написал: «Я ни разу не слышал от Яковлева теплого слова о родине, не замечал, чтобы он чем-то гордился, к примеру, нашей победой в Великой Отечественной войне». Бывший председатель КГБ, видимо, не отдавал себе отчета в том, что написал. Они с Яковлевым практически ровесники, между ними год разницы. Но Яковлев-то пошел на фронт добровольцем, сражался на передовой, в бою был тяжело ранен и на всю жизнь остался инвалидом. А Крючков, как и Андропов, всю войну удачно провел на комсомольской работе в тылу.
Статья на две полосы
Пожалуй, ни один из руководителей партии и государства последних десятилетий не становился объектом такой безудержной ненависти, как Александр Николаевич Яковлев. Никому не приписывалось столько грехов и преступлений. В политбюро были люди, обладавшие большей властью и сыгравшие в истории страны большую роль, но ненавидели именно Яковлева. Началось это не в перестроечные годы, а значительно раньше, когда в брежневские времена Александр Николаевич занимал важный в партийном аппарате пост первого заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС.
В ноябре 1972 года в «Литературной газете» появилась статья Яковлева под названием «Против антиисторизма». Две полосы убористого текста стоили ему карьеры. А ведь статья была написана с партийных позиций, и руководители «Литературки» рассчитывали на похвалу со стороны высшего начальства. Поначалу «Правда», главный партийный орган, поддержала статью Яковлева. Но потом в политбюро началась невидимая миру схватка. Секретарь ЦК по идеологии Петр Нилович Демичев обреченно заметил: «Мы еще хлебнем горя с этой статьей».
Автора публикации зачислили в антипатриоты, сняли с должности и на десять лет отправили в приятную, комфортную, но ссылку – послом в Канаду. Иначе говоря, Александр Яковлев получил десять лет с правом переписки. Что же такого написал в 1972 году Яковлев, что ему и по сей день поминают эту статью?
Пятое управление недовольно
Он попал в болевую точку сложных взаимоотношений между партийным аппаратом, КГБ и так называемой «русской партией». К началу семидесятых стали заметны те, кто отвергал не только Октябрьскую, но и Февральскую революцию. Они считали, что 1917 год устроило мировое еврейство, чтобы уничтожить Россию и русскую культуру. С ярыми сталинистами их объединяли ненависть к Западу и евреям, высокомерно-покровительственное отношение к другим народам Советского Союза.
По этим настроениям и ударил в своей статье Александр Николаевич Яковлев. Он выражал мнение той части аппарата, которая боялась откровенного национализма, понимая, как опасно поощрять подобные настроения.
И верно: Советский Союз разрушался отнюдь не усилиями либерально настроенных диссидентов. Многонациональное государство подрывали крайние националисты, занимавшие все большие посты в партийно-государственном аппарате.
К тому же своей статьей Яковлев вступил в конфронтацию с председателем КГБ Андроповым. К этому времени Юрий Владимирович пришел к выводу, что официальная идеология изжила себя и советским людям необходимо предложить какую-то альтернативу.
КГБ, как пишут историки, осуществил идеологическую операцию по созданию мнимо-оппозиционной националистической альтернативы. Так появилась литература, позаимствованная из эмигрантских и черносотенных источников, где свержение монархии и революция изображались как заговор масонов, ненавидящих Россию. Тем самым было санкционировано распространение в стране националистических и черносотенных настроений. Цель, которую преследовали подчиненные Андропова из 5-го (идеологического) управления КГБ, была достигнута: общество отвлеклось от обсуждения жизненно важных проблем страны и занялось увлекательным делом – выяснением, кто из деятелей нашей истории еврей и масон. Попутно людям втолковывали, что диссидент, либерал, демократ, пацифист, еврей не может быть русским патриотом.
Статьей Яковлева Андропов был крайне недоволен. Руководитель отдела пропаганды, руководствуясь государственными интересами, наносил удар по тем, с кем работало 5-е управление КГБ.
Орден и костыли
Андропов и Яковлев всю жизнь проработали в аппарате, но были совершенно разными людьми. Андропов перед войной уже руководил обкомом комсомола в Ярославской области, где в одной из деревень в крестьянской семье родился Яковлев.
Для него взрослая жизнь началась в 41-м, когда сразу после школы он отправился на фронт. Его отца, воевавшего еще в Гражданскую, призвали через две недели после сына. Александра Яковлева зачислили курсантом Второго ленинградского стрелково-пулеметного училища, уже эвакуированного из Ленинграда. Ускоренный выпуск, два «кубаря», и в начале 42-го отправка на Волховский фронт командовать взводом.
«Тут началось таяние снегов, – вспоминал Яковлев. – Предыдущей осенью и в начале зимы в этих местах были жесточайшие бои. Стали вытаивать молодые ребята, вроде бы ничем и не тронутые, вот-вот встанут с земли, улыбнутся и заговорят. Они были мертвы, но не знали об этом. Мы похоронили их. Без документов. Перед боем, как известно, надо было сдавать документы. Не знаю, кем они считались потом: то ли погибшими, то ли пропавшими без вести, то ли пленными».
6-я отдельная бригада морской пехоты, в которой сражался Яковлев, держала линию фронта рядом со 177-й стрелковой дивизией, а в ней служил будущий министр обороны Дмитрий Тимофеевич Язов.
«Помню свой последний бой, – вспоминал Яковлев. – Надо было сделать «дырку» в обороне немцев. Подтянули артиллеристов, минометную батарею. И вдруг ранним утром от земли стал отрываться туман. Мы сказали координатору операции – майору, что надо сейчас атаковать, иначе хана. Он обложил нас матом, сказал, что будет действовать так, как было утверждено.
Пошли в атаку. Больше половины людей погибло. Меня тяжело ранило. Получил четыре пули. Три в ногу с раздроблением кости, одну в грудь, прошла рядом с сердцем. Два осколка до сих пор в легких и в ноге. Врачи говорят – закапсулировались…
Еще в полевом госпитале я подписал согласие на ампутацию левой ноги от тазобедренного сустава, поскольку у меня началась гангрена, нога посинела. Врачи сказали, что другого выхода нет, я равнодушно внимал всему, да и редко бывал в памяти.
Ногу мне спас руководитель медицинской комиссии, посетившей госпиталь как раз в момент, когда я был уже на операционном столе. Старший стал смотреть историю болезни, спросил: «Сколько лет?» «Девятнадцать», – отвечаю. Говорит: «Танцевать надо». Я вижу, ему начали лить воду на руки, а мне на нос накинули марлю».
За последний бой Яковлев получил орден Боевого Красного Знамени, инвалидность и на костылях вернулся в родную деревню.
Почти одновременно орден Трудового Красного Знамени вручили и Андропову – Лаврентий Павлович Берия включил бывшего главного ярославского комсомольца в список награжденных сотрудников Волгостроя НКВД. Юрий Владимирович фронта избежал, всю войну провел в служебном кабинете – возглавлял комсомол Карело-Финской Советской Социалистической Республики.
Яковлеву как инвалиду войны предлагали заведовать кадрами на ткацкой фабрике или на спиртоводочном заводе. На фабрике давали дополнительный паек, на заводе – корм для коровы. Но отец, тоже раненый и лежавший в госпитале, прислал письмо: иди учиться. Поступил в Ярославский педагогический институт. Оттуда его взяли инструктором в обком партии. В 1953 году забрали в Москву, в ЦК. Мать отговаривала: «Не езди туда, скажи, что ребенок маленький родился…»
Андропова, напротив, из ЦК отправили на дипломатическую работу, послом в Венгрию. Яковлев тоже побывал за границей, правда, в более скромной роли – учился в Соединенных Штатах, в Колумбийском университете, потом в Москве, в Академии общественных наук. Защитил кандидатскую диссертацию, затем докторскую.
От сослуживцев по аппарату ЦК его отличали природная мудрость, крестьянский здравый смысл, привычка к самообразованию и трагический опыт фронтовика.
Он как-то заметил:
– Отказывать я не умею. Мне всегда хотелось помочь людям. Нередко меня обманывали, а я продолжал верить в совесть.
Андропов возглавил отдел ЦК по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран. Яковлев, человек острого ума, прекрасно формулирующий свои мысли, умеющий ладить с людьми, работал в отделе науки, потом в агитпропе. Андропов его далеко обогнал – стал секретарем ЦК, потом председателем КГБ.
Молотов – за, Шолохов – против
Александр Николаевич был человеком, лишенным догматизма и начетничества. Возглавляя отдел пропаганды, прекрасно понимал, что происходит в стране. Он говорил секретарю ЦК компартии Украины Федору Даниловичу Овчаренко (тот записал слова московского начальника в дневник): «У нас созданы условия для безнравственных поступков. Надо начинать с партии (взятки, пьянки, балы). Воспитывается цинизм, а это признак разложения партии».
Хорошо помню, как мой отец, работавший в «Литературной газете», делился вечером впечатлениями от беседы с Яковлевым. Отец, человек неравнодушный и темпераментный, вошел в кабинет руководителя отдела пропаганды со словами:
– Александр Николаевич, молодежи нужны идеалы! А на чем мы можем ее воспитывать?
Мудрый Яковлев посмотрел на него и спросил:
– А ты пробовал без вертушки дозвониться до председателя райисполкома?
Мол, о каких идеалах ты говоришь в бюрократической системе, где ни до кого достучаться нельзя?
Положение Александра Николаевича во властной иерархии было непростым. Брежнев относился к нему с прохладцей. Это тоже имело значение, когда разгорелся скандал после его выступления в «Литературной газете».
Яковлев обвинял представителей «русской партии» в отступлении от классовых позиций, от партийных взглядов. Поэтому его поддержал сталинский соратник Вячеслав Михайлович Молотов. Встретив его в санатории, сказал: статья верная, нужная, Владимир Ильич часто предупреждал нас об опасности шовинизма и национализма.
Но Яковлеву не простили слова об опасности великодержавного шовинизма. Обратим на это внимание.
Выразитель партийных взглядов стал внутри партии мишенью хорошо организованной атаки. Это свидетельство того, какие настроения господствовали уже тогда среди партийного руководства. Эти люди сыграли большую роль в разрушении Советского Союза.
Против Яковлева мобилизовали всех, кто поддерживал «русскую партию», в том числе влиятельных членов политбюро и сотрудников аппарата. Обратились к Михаилу Александровичу Шолохову, чтобы он пожаловался в ЦК: мол, Яковлев обидел честных патриотов. Шолохов написал Брежневу, обратив внимание генсека на то, что «особенно яростно, активно ведет атаку на русскую культуру мировой сионизм как зарубежный, так и внутренний».
Многое зависело от мнения Михаила Андреевича Суслова, второго человека в партии. Позиция Яковлева полностью соответствовала партийной линии. Но Суслову не понравилась самостоятельность Яковлева. Зачем устроил ненужную полемику? Превыше всего ценились осторожность и умение вообще не занимать никакой позиции…
Историю с этой статьей я знаю из первых рук. Ее в «Литературке» опубликовал мой отец.
«Секретарь ЦК Демичев трусливо отступил, «сдал» Александра Николаевича, – вспоминал отец. – А ведь Демичев читал статью предварительно, мы в «ЛГ» трижды ставили ее в номер и трижды снимали. Вел статью я – в порядке исключения, старался что-то отшлифовать, обезопасить автора. Да, Яковлев не напрасно волновался, решив опубликовать свою острейшую статью. Расплатился он не так уж сильно – его отправили послом в Канаду, но в тогдашней идеологической ситуации это была серьезная потеря».
«А не еврей ли Яковлев?»
Александр Николаевич рассказывал мне:
– Когда я был послом в Канаде, тринадцать наших выслали из страны за шпионаж. Андропов на политбюро потребовал снять меня с работы. Суслов, который, кстати, был причастен к моему удалению из ЦК, жестко сказал: «Товарищ Андропов, насколько я помню, товарища Яковлева послом в Канаду назначал не КГБ». Андропов оцепенел.
Годы, проведенные в Канаде, произвели сильное впечатление на советского посла. Он думал: если эти люди сумели так славно устроить свою жизнь, почему мы-то не можем? После смерти Брежнева Горбачев вернул Яковлева в Москву. Александр Николаевич возглавил академический Институт мировой экономики и международных отношений.
– По просьбе Госплана наш институт подготовил доклад на тему: «Что будет с экономикой СССР к 2000 году», – вспоминал Александр Яковлев. – Мы написали, что будет очень плохо, и объяснили почему. В Госплане перепугались до невозможности и вообще пожалели, что к нам обратились.
После избрания Горбачева генсеком, в июле 1985 года, Яковлев вновь возглавил отдел пропаганды, стал секретарем ЦК и членом политбюро. Он совершил немалую эволюцию в своих взглядах. Пришел к выводу, что свобода – важнейшая ценность, права человека должны соблюдаться, а задача государства – вовсе не в том, чтобы давить и подчинять себе народонаселение. Отстаивал эти разумные и либеральные взгляды. Защищал средства массовой информации, которые впервые после 1917 года получили возможность работать профессионально, а не по указанию начальства.
В описании оппонентов Яковлев выглядит терминатором, разрушившим Советский Союз. В реальности же Александр Николаевич был человеком осторожным, не любящим поспешных и резких шагов. «Он отличался рассудительностью и спокойствием, – вспоминал его коллега по аппарату Альберт Беляев. – Никогда не повышал голоса, умел сдерживать эмоции».
Почему же его взгляды и его поведение вызывали особое раздражение? Яковлев не захотел давить гласность и свободу печати, не был антисемитом, не терпел Сталина и националистов. Больше всего его ненавистников обижало то, что это исходило не от какого-то интеллигента сомнительного происхождения, а от ярославского крестьянина. Даже ездили к нему в деревню выяснять, а не еврей ли Яковлев? Вернулись огорченные.
Последние годы жизни академик Яковлев руководил комиссией по реабилитации жертв политических репрессий. Комиссия не только восстанавливала честное имя уничтоженных людей, но и писала реальную историю нашей страны.
Александр Николаевич говорил мне:
– Если пытаться понять Ленина, Троцкого, Сталина и других руководителей, то ключевое слово – «власть». Есть люди, для которых власть – это все. И на пути к власти люди пренебрегают своим достоинством, чужими страданиями. К примеру, заложничество: детей брать от родителей в заложники, нормальный ум может такое придумать? Они оседлали идею строительства коммунизма, счастливого общества. Хотите быть счастливыми? А кто не хочет. Значит, надо идти на жертвы. Сказали: достичь этой цели надо любыми средствами… Вот миллионы и погибли.
Александр Николаевич Яковлев ушел из жизни в октябре 2005 года. Десять лет назад. Невосполнимая потеря.
Леонид Млечин
Источник: novayagazeta.ru