В преддверии выступления в ООН Владимир Путин дал интервью американской телекомпании CBS и ответил на вопросы журналиста Чарльза Роуза.
Великая задача дипломатии в 21 веке печальна и безотрадна, а именно – справиться с упадком мусульманской цивилизации. Тут есть параллель с великой дипломатической проблемой конца XIX и начала XX века, распадом Оттоманской империи, с чем дипломаты справились просто ужасно.
Это не для идеалистов, то есть американцев, и не для приверед, то есть европейцев. Распад цивилизованного порядка вдоль большой дуги от Бейрута до Басры уже привёл в движение 20 миллионов человек и увеличил количество беженцев с 40 миллионов в 2011 до 60 миллионов в 2014, и есть риск ещё десятков миллионов. После того, как Соединённые Штаты потерпели фиаско в построении демократии в Ираке и Афганистане, они впали в мрачное оцепенение, при котором серьёзные дискуссии вмешательства в режим просто исключены. Притворы-европейцы закрывали глаза до тех пор, пока миллионы отчаявшихся людей не появились у них на пороге, и остаются ничего не понимающими перед лицом худшего гуманитарного кризиса со времён прошлой мировой войны.
Это делает Владимира Путина последней, лучшей надеждой региона, который уже на грани пропасти. Это весьма тревожная мысль, ведь российский лидер играл роль скорее помехи, чем государственного деятеля в борьбе с западными державами все прошедшие полтора десятилетия. Тем не менее, у России есть жизненно важные интересы в том, чтобы в Леванте всё разрешилось. Мусульмане составляют седьмую часть населения Российской Федерации, а растущее влияние ИГИЛ угрожает добавить свежести терроризму внутри самой России. Мистер Путин может в этой ситуации лучше проявить себя.
Путин мог бы, к примеру, предложить компромиссное решение, которое я впервые слышал от Эрика Принса, эксперта по противодействию терроризму и предпринимателя: вынудить президента Башара Асада отдать власть, но позволить Москве назначить его преемника. Тогда Турция и Саудовская Аравия могли бы заявить о победе и прекратить поддержку суннитских экстремистов (или быть вынуждены это сделать Соединёнными Штатами), а Иран был бы вынужден вывести своих Стражей Исламской Революции с театра действий и прекратить поддержку Хезболлы. Тогда усилия международного сообщества могли бы быть направлены на разрушение ИГИЛ. Не было бы ни славной эры Арабской демократии, ни Арабской весны, ни счастливого конца, всего лишь менее убийственный деспотизм и перемирие вместо настоящего мира между шиитами и суннитами. Не хуже, чем раньше для этого несчастного региона.
В отличие от слабых европейцев, которые не могут пережить наличия хоть одной жертвы, или отвратительных американцев, у Путина есть сила духа, чтобы отправить войска в Сирию. Полномасштабные боевые операции иностранных армий не решат проблем региона, а вот желание получить пулю – стартовый взнос в этой особенной игре в покер. Путин – единственный иностранных лидер, который его сделал.
Я не знаю, что будет делать Путин. Но кажется очевидным, что у России есть глубокий интерес содействовать именно такому итогу. У неё вовсе нет риска к середине столетия получить мусульманское большинство населения, вопреки некоторым шокирующим оценкам, циркулирующим на периферии академической науки. В апрельском (2015 г.) исследовании влиятельного исследовательского центра Pew общий уровень рождаемости российских мусульман был оценен, как чуть ниже общего уровня рождаемости в России: «Хотя рождаемость среди мусульман намного превышает уровень воспроизводства во многих странах, она находится ниже уровня воспроизводства в Иране (1,6) и в большей части Восточной Европы, в том числе и в Румынии (1,5) и России (1,6)». Предсказания наличия мусульманского большинства в России к 2050 году не учитывают коллапса уровня рождаемости среди мусульман.
Но это не снижает тревог России относительно ИГИЛ. Чеченцы составляют крупнейший контингент иностранных бойцов ИГИЛ в Леванте, в их числе и известный командир сил специального назначения грузинской армии, Тархан Батирашвили, который сражается в Сирии с 2012 года. В то же время в начале этого года группы джихадистов на российском Кавказе начали приносить клятвы верности предполагаемому халифату ИГИЛ. И как тренировочная площадка мусульманских террористов, и как оживляющая сила для российских джихадистов, ИГИЛ представляет собой угрозу для России.
Россия склонилась в сторону Ирана в регионе, чтобы оказать давление на суннитов-джихадистов, как сказал Путин западным дипломатам, именно этими словами. Я слышат такое же объяснение от китайских аналитиков относительно восстановления связей Пекина и Тегерана: как и в России, в Китае фактически нет мусульман-шиитов, но велика опасность со стороны суннитов-фундаменталистов. Россия и Китай разыгрывают баланс сил не столь уж отлично от Вашингтона, хотя у них нет никаких сентиментальных иллюзий, которые испытывает администрация Обамы.
Для России, как и для Китая, сама идея, что Иран обеспечит противовес суннитам-джихадистам в регионе, была гигантским просчётом. Мусульманский мир находится в тисках цивилизационного коллапса, и просто глупо обращаться с его юридическими лицами, как с фигурами на шахматной доске. Ядерное соглашение Р5+1 с Ираном узаконило его положение в качестве региональной державы и принесло немедленные дивиденды в размере $150 миллиардов. Это спровоцировало суннитские страны вбросить больше ресурсов в поддержку джихадистов, которые заставляют Хезболлу истекать кровью в Сирии и громко бьют в колокол по иранским Стражам Исламской Революции в Сирии, равно как и в Ираке.
Наличие 20 миллионов человек призывного возраста, большинство из которых не имеют каких-либо перспектив, обеспечивает фактически безграничную поставку «пушечного мяса». Как и во времена Тридцатилетней Войны в Европе, образование крупных армий, которые поддерживают сами себя, кормясь «с земли», ведёт к неконтролируемым, самодостаточным конфликтам. Крен Америки от поддержки шиитского большинства в Ираке на выборах 2007 года к спонсированию суннитского противовеса во время «наращивания» 2008-2010 годов сделал новую Тридцатилетнюю Войну неизбежной, как я ипредупреждал в 2010 году. Профессиональные военные Америки это знают, и один из высших командиров, генерал-майор Дэниэл Болджер, высказал это в своих мемуарах 2014 года, но никто из политиков, ответственных за это, не признался в собственной глупости и её пагубных последствиях. И это, наряду с отвращением американского общественного мнения к проведению Иракской кампании, парализовало стратегические дебаты в Вашингтоне и заставило Америку выглядеть притоном опасных дураков, по мнению политических деятелей от Берлина до Иерусалима и от Москвы до Пекина.
Длительное перемирие возможно, только если великие державы объединятся, чтобы зажать вооружения Ирана, Турции и государств Залива. Ирану надо запретить Стражей Исламской Революции и отколоться от Хезболлы (возможно, самое время так сделать теперь, когда у Хезболлы 1 000 из 12 000 бойцов убито в Сирии и, вероятно, вдвое больше ранено). Турция должна прекратить скрытую поддержку ИГИЛ, как противовеса курдам. Саудовская Аравия должна контролировать своих принцев королевской крови и прекратить финансирование движений джихадистов. Россия с некоторой помощью Китая может развернуть оружие в Тегеране, а американцы и саудовцы могут предъявить Анкаре ультиматум.
Шансы такого итога остаются невеликими, это уж точно, и в не меньшей степени потому, что администрации Обамы придётся предпринять такие действия, которые кажутся противоречащими её натуре. Заслуги Путина, кстати, не вызывают оптимизма. У него была возможность побить Запад козырем на Украине после февральской революции Майдана-2014 (или переворота, в зависимости от вашей точки зрения). Россия рассматривала свержение Виктора Януковича, как план Запада, призванный вытолкнуть Россию с её черноморской базы в Крыму, и ответила противозаконным занятием русофильской провинции. Государственный деятель предложил бы референдум по модели референдума в Саарской области 1955 года, на котором было решено оставаться частью Германии, а не Франции. Крым мог бы проголосовать за то, чтобы стать частью России, и почти наверняка так же сделал бы Донбасс. Украина потеряла бы большую часть русскоговорящих, а оставшаяся часть страны стала бы католической и прозападной.
Таким образом, как отметил Анджело Кодевилла, итог таков, какого Путин не желал. Вместо разделения вследствие плебисцита по международным законам, Путин захотел сохранить Украину в состоянии постоянной нестабильности, оставив Западу кровоточащую рану на восточном фронте вместо стабильного, хоть и меньшего, прозападного государства. Преследуя эту цель, Путин продемонстрировал высокий порог боли и дружественности, приняв риск полного исчезновения из западных столиц и наворачивания кругов вокруг Запада. Западные критики сожалеют, что Путин – бывший офицер КГБ. Это глупое возражение: службы безопасности были единственной настоящей школой руководства в коммунистической системе, которая иначе жила была коррупцией и сегодняшним днём.
После коллапса цен на нефть, однако, у России намного ослабла позиция, и, возможно, она более сговорчива к сотрудничеству с Западом.
«Сотрудничество с Западом» – это проблема. С каким-таким Западом могла бы сотрудничать Россия? Вашингтон маринует президента Турции Реджепа Тайипа Эрдогана с тех пор, как администрация Буша пригласила его в Белый Дом как кандидата в президенты. Неважно, насколько вопиюще ведёт себя Турция, она всё равно остаётся плакатным изображением Вашингтона для мусульманской демократии.
Турция – одно из препятствий в регионе по причинам, которые сложно представить: более половины молодежи к середине столетия будут происходить из курдско-говорящих домохозяйств, а турки-сунниты окажутся в меньшинстве в собственной стране, уступив курдам и алевитам, аномальной мусульманской секте, которая, вероятно, объединяет около пятой части нынешнего населения Турции. Любое сирийское поселение должно будет принимать во внимание интересы курдов. Туркам это не нравится, и они намерены поддерживать ИГИЛ и подобные суннитские джихадистские элементы, чтобы подавить амбиции курдов. Но кто-то же должен оказаться виноватым, как говорит Сэм Спейд Фэт-мену, и это будет Турция. Ирану это, конечно, тоже не понравится, но Ирану многое не понравится в отношении стабильности в регионе. Имперские фантазии Шаха Ирана зависели в первую очередь от нестабильности.
Если бы у Вашингтона отсутствовала воля прихлопнуть иранцев – легко, как могло быть сделано многими способами – кажется невероятным, что он бы мог принять участие в сделке, которую пробьёт Россия. Россия сделала бы это только в обмен на гарантии, что суннитские государства прекратят поддержку движений джихадистов. Администрация Обамы настолько неэффективна и охвачена иллюзиями, что выглядит маловероятным партнёром для реалистов региона.
Всё это ставит интересный вопрос: может ли остальной мир работать при вакууме, в который превратилась американская внешняя политика? В теории – да: страны Залива являются основными держателями внешнего долга Турции и основными донорами дефицита текущего счёта Турции, ныне – на уровне 6% ВВП. Государства Залива и Китай совместно обладают достаточно сильной «морковкой» и «палками», чтобы вынудить Анкару вести себя должным образом. У России и Китая достаточно прикрытия в Иране, чтобы принудить его принять компромисс по Сирии и сокращение поддержки смутьянов в регионе. Европейцы обладают неотразимым интересом остановить поток беженцев в его истоках.
История приближает великий момент. Фредерик Шиллер писал о Французской Революции, но в тот момент столкнулся с людьми заурядными. Путин имеет шанс стать великим вопреки его прошлым действиям и всем ожиданиям. Он же не совсем «дух времени» на коне, он – ключ к возможному решению. Вскоре мы увидим, из чего он сделан. Я долго полагал, что самым вероятным итогом кризиса исламской цивилизации станет подсчёт убитых, который превзойдёт число погибших в мировых войнах прошлого столетия. Надеюсь в этом оказаться неправым.
Дэвид Голдман
Источник: xn--b1aecn3adibka9mra.xn--p1ai