Путин предложил создать новую антигитлеровскую коалицию: били вместе фашистов, теперь будем бить ИГИЛ, – и таким образом преодолеть противоречия между Западом и Россией. Запад в раздумьях: СССР был незаменим для победы над Гитлером, но в Сирии Запад пока не считает Россию столь же незаменимой
В своей речи на предыдущей, 69-й Генассамблее ООН в сентябре 2014 года Барак Обама назвал три главные угрозы миру: лихорадка эбола, Россия, ИГИЛ.
На этот раз Обама ничего такого не говорил. Заметив, что на Украине Россия сделала хуже прежде всего себе, он назвал ее партнером в переговорах по иранской атомной программе и сказал, что готов работать с ней, чтобы остановить сирийский конфликт.
В этом смысле промежуточную задачу российской внешней политики можно считать выполненной. Задача эта весь последний год сводилась к тому, чтобы поменять порядок: пусть ИГИЛ будет первым, потом, так и быть, Россия, а потом уже эбола, потому что быть безвреднее новой африканской заразы все-таки обидно. А лучше пусть Россия вообще выпадет из первой тройки.
«Мы предлагаем руководствоваться не амбициями, а общими ценностями и общими интересами – на основе международного права объединить усилия для решения стоящих перед нами новых проблем и создать по-настоящему широкую международную антитеррористическую коалицию, – обратился российский президент к участникам заседания. – Как и антигитлеровская коалиция, она могла бы сплотить в своих рядах самые разные силы, которые решительно будут противостоять тем, кто, как и нацисты, сеет зло и человеконенавистничество».
В известном довлатовском мемуаре Генис и Вайль, проезжая в метро под страшным Гарлемом с бутылкой виски на полу и дымящейся сигаретой в зубах, пришли к выводу, что они, два русских писателя, здесь страшнее всех. Нынешняя задача российской дипломатии – доказать обратное: самые страшные здесь и сейчас не мы, а другие – ИГИЛ.
Это можно было бы описать русской железнодорожной идиомой о переводе стрелок, но не выходит. В «переводе стрелок» слышится какой-то обман. А тут обмана нет: те, другие действительно страшнее нас, всем же видно. Так в чем тогда дело?
По сути, Путин предлагает создать новую антигитлеровскую коалицию – союз держав с разными ценностями против очевидного поверх ценностных барьеров зла. Он даже готов принять в ней неблагодарную роль самого трудного участника, нового Сталина, с которым мирит только наличие общего страшного врага. Но даже в этой роли Запад его пока не видит, колеблется принять.
Честность предложения
Из российской перспективы действительно трудно понять, почему Запад отказывается согласиться на очевидное: признать ИГИЛ главным, более страшным злом и принять наше предложение победить его сообща. Однако в западной перспективе это предложение не выглядит таким очевидно убедительным.
Россия предлагает Западу стать, как в прежние времена, братьями по оружию. Но для Запада тут же возникает несколько препятствий.
Странам Запада очень трудно стать братьями по оружию с Россией, пока гарантированно не закончилась война на востоке Украины. Но допустим, Украина будет забываться, особенно если ИГИЛ будет расти, а беженцы прибывать – как это сейчас и происходит.
Рецепт примирения с Западом ведь простой: мир на Украине и война где-то еще – такая, которую начали не мы, но можем помочь закончить.
Все равно Западу непросто принять предложение совместной борьбы с Исламским государством, когда главный российский пропагандист сравнивает лидера западного мира, американского президента Обаму, с лидером ИГИЛа аль-Багдади, трудолюбиво, как филолог-структуралист, выстраивает целую таблицу регулярных соответствий. Глава парламента, четвертое лицо в государстве, называет американцев «жалкими клоунами», глава сената говорит о том, что они развели средневековье и варварство.
Сами мы требуем, чтобы нас убрали с первой строчки списка угроз миру, с позиции худшего из зол, а за собой – за своими политиками и пропагандистами – хотим оставить право называть Запад, Америку главным злом и главной угрозой. Это не звучит как честное предложение, нулевого варианта явно не получается.
Нам может казаться, что все эти высказывания наших пропагандистов и политиков – для внутреннего употребления – ну все же всё понимают? Но, во-первых, не всегда для внутреннего – некоторые адресованы европейцам и третьему миру: «Вы еще ничего, не вовсе потеряны, а вот американцы – плохие, все ваши беды от них, идите лучше к нам». Сами же мы, если кто из западных политиков скажет что антироссийское, не готовы считать, что это так просто, для своих в узком кругу в сердцах: замечаем и публично обижаемся. Оставляя за собой право на внешнеполитическое высказывание для внутренних целей, мы не признаем его за другими – а это тоже не звучит как совсем честное предложение.
Разумеется, в случае союзничества против ИГИЛа мы готовы снизить градус противостояния – как это и сделал Путин в своей ооновской речи. Но после победы-то он, пожалуй, вернется – вон сколько воробьев запасено за пазухой.
Незаменимых есть
Главная задача речи Путина – определить ИГИЛ как безоговорочное зло, худшего врага человечества и таким образом преодолеть противоречия между Западом и Россией, никак не меняя самой России.
Били вместе фашистов, теперь будем бить ИГИЛ. Когда били вместе фашистов, никто ведь не заставлял Сталина проводить свободные выборы, открывать независимые газеты или хотя бы отменять соцреализм в искусстве. Брали каким есть. Даже территориальные приобретения СССР – приняли. Нынешняя же Россия не в пример цивилизованнее, свободнее и ближе Западу, чем сталинский СССР, – почему ее не берут?
Нам ответ неясен, а Западу ясен. СССР был незаменим для победы над Гитлером, но Запад пока не считает Россию столь же незаменимой для победы над ИГИЛом.
Не так уж просто с ходу доказать, что они ошибаются. Мы держим в голове Вторую мировую, а они с тем же правом могут держать в голове афганскую. Как Россия собирается воевать с ИГИЛом – как воевала с Гитлером на своей территории или как с моджахедами на чужой? С каким внутренним напряжением, насколько будет выкладываться? Количественное присутствие российской живой силы и техники в Сирии и окружающем регионе, раздутое политиками и журналистами, потому что «русские идут», ничтожно по сравнению с западным. Несколько десятков новых самолетов и один точно зафиксированный их боевой вылет – к началу Генассамблеи, чтобы показать серьезность намерений. Новость, что солдаты-контрактники уже отказываются ехать в Сирию и подают за такой приказ на своих командиров в военную прокуратуру, обращаются в прессу. Спасение Дамаска от резни и разграбления – благородная задача, понятного решения которой американцы не предлагают, но где доказательство, что русские солдаты будут стоять за него до последнего? Отступать некуда, позади что?
Путин понимает, что Россия не выглядит тут незаменимой, и объявляет таким сирийское правительство, для которого незаменима российская помощь.
Разное в нагрузку
К тому же после совместного побивания возникает проект раздела шкуры убитой гидры и дальнейшего употребления. На Западе прекрасно знают, что братья по оружию обсуждают, как им обустроить спасенный мир: как пойдут границы, какие будут сферы влияния и кто чей. И вообще православие, самодержавие, многополярность.
С СССР, который был незаменим для победы над Гитлером, они готовы были это обсуждать, а с Россией, которая не кажется столь же незаменимой, пока не готовы, раздумывают.
Гораздо более незаменимой для победы над ИГИЛом Западу представляется Турция – она-то рядом, она в тех краях уже воевала и продолжает, ей ИГИЛ грозит напрямую. А у нее и у России – разные цели. Россия хочет сохранить Асада, а Турция – убрать.
Главная проблема антиигиловской коалиции в том, что участники приступают к борьбе с разными задними мыслями в голове (как, собственно, было и в 1935-1941). У каждого к «разбить ИГИЛ» – как в советском продуктовом наборе – собственный привесок в нагрузку. Мы хотим разбить ИГИЛ, не меняясь самим, помириться с Западом и спасти Асада. Турция хочет разбить ИГИЛ, Асада и заодно курдов. Суннитские монархии Залива – разбить ИГИЛ, загнать за Можай шиитов, а заодно сделать Сирию и Ирак, особенно Сирию, более религиозными и суннитскими государствами – прекратить противоестественное правление светских диктаторов и еретиков как несоответствующее духовным традициям арабского народа. Американцы хотят разбить ИГИЛ и свергнуть Асада, но совершенно не хотят разбивать курдов и шиитов, которые сейчас незаменимы для победы над ИГИЛом не меньше Турции и монархий Залива, и они не хотят в Сирии и Ираке религиозного государства. Европейцы хотят разбить ИГИЛ и прекратить нашествие беженцев, при этом многим в Европе уже не важно, кто обеспечит порядок на местах – какое-нибудь новое правительство или светский диктатор старого образца, вроде тех, кого свергали арабской весной: египтянина ас-Сиси все приняли. Официально большинство европейских политиков за замену Асада на что-нибудь демократическое и всенародно избранное, но неофициально многие готовы рассмотреть варианты.
Запад, арабские монархии и Турция ни за что не хотят сохранять Асада – для них он часть проблемы, а для России и шиитов – и я добавил бы ближневосточных христиан, которых не очень рассматривают в качестве союзников из-за их относительной малочисленности – он часть решения проблемы.
И где гарантия, что Россия, заявив программу максимум – совместную победу над ИГИЛом, не ограничится программой минимум – защитой Асада, в то время как за пределами его домена ИГИЛ будет только усиливаться?
Здесь начинается западная перспектива, которая непонятна нам. Западным политикам довольно трудно продать предложение Путина собственному общественному мнению, избирателю и прессе. Как объяснить, почему мы против одних исламистов с другими исламистами, среди которых, бывает, мелькнет (обвисшим тельцем) обезглавленная «Аль-Каида», и когда свергнем Асада, Сирией будет править кто? Гораздо проще и понятнее продать избирателю защиту Европы от России, особенно после того, как Россия подтвердила некоторые худшие опасения на свой счет.
Прощение и воздам
Запад не уверен, что Россия незаменима, но это не значит, что он считает ее бесполезной. Не факт, что, аккуратно вырезав из международных отношений по контуру Россию и ее президента, ИГИЛ удастся победить быстрее, а мир на Украине будет прочнее. Речь Путина как программу для собственных действий он не примет. Но то, о чем они попытаются договориться на встрече, будут обдумывать всерьез.
В конце концов, аргумент о том, что причина ИГИЛа в Асаде, который на публике повторяют политики, журналисты и правозащитные организации, даже для них не может выглядеть до конца убедительным: ИГИЛ возникло в Ираке, где никакого Асада нет, и оттуда пришло в Сирию.
Внешней политике Владимира Путина, во всяком случае в том, что он предлагает Западу в речах в ООН, нельзя отказать в последовательности. «Терроризм представляет сегодня главную опасность правам и свободам человечества, устойчивому развитию государств и народов. ООН и Совет Безопасности должны быть главным координирующим центром… в борьбе с террором как с идейным наследником нацизма. Россия намерена наращивать свое участие как в международном кризисном реагировании, так и в содействии развитию и прогрессу», – говорил он в речи на 60-й, юбилейной Генассамблее ООН в 2005 году. «Угрозы и вызовы, с которыми сталкивается Россия, являются общим врагом свободных наций. Особенно опасным и коварным считается терроризм… Поставить надежный барьер этому злу – наша общая задача», – это из речи еще малознакомого миру Путина на Генассамблее, «саммите тысячелетия» в 2000 году. Стилистика речей видно, что разная (спичрайтеры с тех пор сменились), но центральный тезис остался. Сперва это произносилось в контексте чеченской войны, потом Беслана и 11 сентября, теперь Украины и Сирии.
Общие данные задачи не меняются уже много лет, не с путинского, а даже с конца ельцинского времени. России надо доказать, что в мире есть худшие, чем она, и ее мало кем любимые союзники – например, террористы хуже.
Когда Владимир Путин возвращался к власти в 2011 году, не было понятно – зачем. Ответы времен рокировки и избирательной кампании звучали не очень убедительно. Дать убедительный ответ ему помогли события на Украине: чтобы защитить своих, противостоять беспрецедентному вторжению в наше историческое пространство. Этот ответ помог найти место в национальной истории – в духе классических правителей прошлого: громил врагов, расширил пределы державы. Но есть еще история мировая.
Рано или поздно – говорят и о 2018 годе – ему уходить. И уйти хочется не разрушителем мирового порядка, который вынужденно покинул пост под внешним давлением, почти изгоем в глазах Запада, а создателем коалиции людей доброй воли, победителем ИГИЛа – нового Гитлера. За победу над ИГИЛом, если она случится, мир готов многое простить. Осталось убедить, что мы незаменимы в лагере будущих победителей.
АЛЕКСАНДР БАУНОВ
Источник: carnegie.ru